Узнать данные из исторических источников о Куликовской битве

Крупное боестолкновение на Куликовом поле, в излучине рек Дона и Непрядвы стало не только важным эпизодом в борьбе русских князей за независимость. Если рассматривать только военный аспект Мамаева побоища, то были битвы не меньшие по масштабу и не менее удачливые для русских войск.

Важность битвы на Куликовом поле в другом: в объединённые полки на нём выстраивались ростовчане, рязанцы, белозерцы, смоляне, москвичи… А вернулись с поля, из числа тех, кто уцелел – русские.

То есть это событие консолидировало живущих в окрестностях Москвы и далеко от неё землях и племена, сделав их единым этносом в первом приближении.

Летописи о Куликовской битве

Описывая исторические события без спекуляций и домыслов, историки в первую очередь опираются на письменные свидетельства той эпохи, о которой идёт речь. Притом берутся перекрёстные данные, и если где-то в чём-то находится противоречие, то сам исторический факт ставится под сомнение. Но с другой стороны, пишущий по горячим следам летописец, не свободен от субъективного взгляда на мир, часто эмоционально окрашивая происшедшее. Притом такая субъективизация свойственна свидетелям того, что было, как пишущих «от имени и по поручению», как это бывает с летописцами в монастырях или живущими около княжеских палат, так и независимых.

«О побоище иже на Дону»

Первый летописный источник о Куликовской битве датируется 1407 годом, то есть описывающий событие вполне мог быть если не его участником, то свидетелем. Тем более, что во врачебном обозе, который вслед за войском переправился за Оку, находились монахи, способные к врачеванию, не исключено, что какой-нибудь молодой инок, выносящий с поля боя раненых, к старости был привлечён к составлению списков летописи.

Конечно, с одного локального участка боя, свидетелем которого он был, цельной картины создать нельзя. Но ведь прошло 27 лет, и за это время можно было собрать многочисленные свидетельства и отзывы о том, что было. И скомпилировать всё это в один текст. Тем более, что летописная повесть «О побоище иже на Дону» не сухая хроника событий, а развёрнутое литературное повествование с чётко прослеживаемым сюжетом.

К сожалению, оригинальный источник  - Троицкая летопись, утерян. Летопись погибла в пожаре Москвы 1812 года, устроенном «цивилизованной» наполеоновской армией с подачи не менее «цивилизованных» польских частей, входящих в неё. Сохранились только списки в Софийской первой, Новгородской четвёртой, Новгородской пятой и Новгородской карамзинской летописях. По последней и составлена итоговая редакция «Повести», а исправления сделаны по Голицинскому списку (РНБ, Q. XVII, 62).

«О сражении на Дону и о том, как Великий князь бился с Ордой»

Большое и развёрнутое повествование, позднейшими переписчиками преобразованное в более современный русский язык, избавленный от церковно-славянских архаизмов.

Язык повести богат пафосными и торжественными оборотами, которые, однако, в свете описываемых событий смотрятся органично. Мамай с его помыслами описывается как измаильтянин, то есть приверженец ислама, Великий князь Литовский Ягайло – как язычник (по видимому, от аналога с самой языческой Литвой, хотя сам князь был католиком). А Олег рязанский, переметнувшийся (или склонявшийся к этому) на сторону Мамая, обрисован как велеречивый  ничтожный, не соблюдший веры христианской. «И да будет ему, исчадию ада и ехидне, суд в Господень день!»

Упоминается, притом не мимоходом, а детально, что Мамай «возомнил себя царём», то есть то, что по существу он был изменником, сепаратистом. И это точно отражает умонастроения того времени: планов полного разрыва с Сараем не было ни у Дмитрия, ни у кого из удельных князей. Русские княжества, задуманные в своё время преемниками Батыя как западные ордынские улусы, таковым себя по существу считали.  И будь политика Орды по отношению к ним более терпимой и продуманной – так бы всё рано или поздно произошло.

В подробностях описана история с посольством Дмитрия в ставку Мамая, где он предлагал выплату в Орду традиционной дани размером в десятину, а не вдвое увеличенной по требованию Мамая, на что тот ответил высокомерным отказом. Уже во всю работала установка: предать русские пределы огню и мечу, не щадя ни младенцев, ни стариков, и «продолжить дело великого Бату-хана», то есть завоевателя русских и восточноевропейских земель Батыя.

Особое внимание (едва ли не пятая часть всей повести) уделено истории паломничества князя Дмитрия в Троицкую церковь  встречи его с отцом Сергием, своим духовником. Приводится также полный текст молитвы князя в соборной церкви Богородицы о спасении земли Русской и покровительстве на поле боя.

Благоприятная погода, отсутствие дождей и связанного с ними разлива рек, которые помешали бы форсировать Оку, а затем Дон – всё это подано как небесные знамения и божья помощь православному воинству.  И само избиение, и изгнание Мамаева войска подано как божья воля, явленная православному воинству как истинным христианам.