Back To Top
Во время возвращения домой с поля битвы после победы на обозы московского князя с трофеями и ранеными много раз нападали отряды Ягайло, не дошедшего до поля Куликова всего 35 километров, и князя Рязанского Олега.
Такое поведение вызвало резкое осуждение даже среди рязанских бояр и сподвижников литовского князя. Так, что Олег, устрашённый возможными последствиями, бежал в Литву, бросив княжество на произвол судьбы. И исправлять ситуацию вынуждены были ближние его бояре, повинившиеся перед Дмитрием за допущенные по отношению к раненым бесчинствам.
Через год после Мамаева побоища дядя Великого литовского князя Ягайло Кейстуд, во время предательского рейда своего племянника на Русь, сумел отстранить его от власти и стал в своём правлении ориентироваться на Москву. Но это продолжалось недолго, всего год, а потом Ягайло сумел вернуть себе трон, а потом и принял католичество и женился на вдовствующей королеве Речи Посполитой Ядвиге. С этого момента Литва полностью перешла под влияние Польши.
Мамай после бегства с поля боя был полон надежд и строил планы по возвращении к власти в Орде. Тем более что его собственные полки в битве на Дону не участвовали, и он сумел вывести их за собой в южные степи. Он рассчитывал сразиться с туменами Тохтамыша на реке Калке, в районе современного Мариуполя. Но битвы не случилось: вся рать Мамая сошла с коней и присягнула законному царевичу. Мамай с немногочисленной личной сотней его соплеменников-ногайцев бежал в Крым, но там был убит генуэзцами, не простивших ему смерти герцога, командира наёмников, на Куликовом поле.
На непродолжительное время в Орде воцарились мир и спокойствие. Хан оценил вклад русского князя в борьбу с много лет мутившим умы узурпатором и подтвердил ярлыки на великое княжение.
Но потом, через 2 года, случилось недоразумение, которое вызвали интриги князей суздальских и нижегородских, вспомнивших старые обиды. После победы на Куликовом поле и смерти в преклонных годах митрополита московского Алексия Дмитрий захотел призвать на митрополичий престол митрополита киевского Киприана, чтобы он оказал влияние на православных подданных Литвы. Но князья суздальские и нижегородские представили это Тохтамышу как тайный союз князя Московского с Литвой, давней союзницей Мамая. Тохтамыш поверил, устроил набег на Русь и осадил Москву.
Положение Дмитрия было отчаянным: ведь воевать с законным царём, как законопослушный подданный, он не мог. Но и допустить уничтожение любимого города было тоже нельзя. Он оставил Москву, выехал в Волоколамск, где на всякий случай стал собирать войско, а оборону города возглавил прибывший со своим отрядом литовский князь Остей, православный и сторонник Дмитрия.
Город был взят обманом в результате предательства некоторых посадских и уговорам пришедших с Тохтамышем племянников князя нижегородского Василия и Семёна. Депутация вышедших во главе с Остеем горожан была перебита, а Москва сожжена.
Но после этого дела хана пошли не так гладко: московские бояре со своими младшими дружинам начали яростную партизанскую войну на уничтожение, с какой ордынцы ещё не сталкивались. Хан ушёл с войском домой, а позже, разобравшись в ситуации, сменил гнев на милость и принял московского князя, продлив его ярлык на княжение.
Больше всего в этой войне досталось Рязани: отступающий из московских пределов Тохтамыш разорил земли своего послушного вассала, а потом, вслед за ним, то же самое сделало войско князя Дмитрия.